Вера Кауи - Магия греха [Двойная жизнь]

Все сводилось к одному и тому же. Либо она ставит на первое место себя, свою жизнь, работу и благосостояние, либо поступает так, как ей велит совесть, и сообщает полиции все, что видела, и все, что знает об этом деле, в мельчайших подробностях. Постепенно Нелл склонялась ко второму варианту. Но об этом никто не должен знать. Она могла бы положиться на обещание полиции держать все в строгом секрете. Единственное, что ее беспокоило, так это то, что они могут захотеть от нее гораздо большего, чем она в состоянии дать. Например, выступить в качестве свидетеля, а это для нее абсолютно невозможно, в таком случае ей легче самой перерезать себе горло.

Ее общение с полицией ограничивалось предупреждениями, полученными тогда, когда она еще работала на панели. В первый раз ее по-матерински заботливо предупредила женщина из подразделения женской полиции, во второй – высокий светловолосый инспектор, хотя по закону ее надо было уже арестовать. Позже его перевели в отдел по борьбе с преступностью, и она видела его еще раз, когда он отмечал в ресторане это событие... Хотя тогда он был порочно пьян, она почувствовала, что он с какой-то добротой и мягкостью относится к ней. Нелл никогда не сможет забыть того, что он оказался единственным человеком, понявшим истинный смысл выбранного ею имени Элли Литтл. Полиция в Дорсете может отнестись к ней совсем по-другому, поэтому ей нельзя связываться с ними. «Но ведь должен же быть кто-то еще, кто видел этот фургон с разбитым фонарем, – думала Нелл. – Ведь в окрестностях живут люди, там есть дома, отели, пабы, магазины, может быть, даже рестораны. Деревня в пяти милях... Люди обычно выходят на свежий воздух по вечерам и подолгу гуляют, потому что им не надо на следующее утро идти на работу. По дорогам обязательно должны были ездить машины. Неработающий фонарь сразу бы бросился в глаза любому водителю, если бы фургон проехал мимо него.

«О, Джордж, помнишь, мы видели фургончик? Я еще сказал, что ему крышка, если он попадется полицейским. Ну-ка быстренько позвони им и расскажи, как все это было... мы видели его где-то около часа... Я точно помню, потому что я еще посмотрел на часы, когда услышал их бой», – должно быть, скажет кто-то из них.

«Да, кто-то обязательно должен позвонить», – убеждала она себя, чувствуя, что от этой мысли ей становится легче. Но, когда в эфир снова вышла эта программа, она узнала, что, несмотря на негодование и призывы общественности, никто так и не позвонил. Ни один человек! Снова передали обращение полиции с просьбой оказать содействие.

«О господи, – подумала Нелл, чувствуя внезапную слабость. – Я должна... Я не могу пройти мимо этого...» Еле передвигая ноги, она подошла к телефону и, подождав, пока на экране загорится номер, набрала его дрожащими пальцами. Когда голос на другом конце провода ответил: «Отдел происшествий», она быстро и монотонно произнесла на североанглийском диалекте, который невозможно было отличить от акцента тех, кто действительно там родился, следующую фразу:

– Я звоню по поводу мини-фургона. Я его видела. Чуть не врезался в меня. Он вывернул где-то на полпути между Комптон-Амиас и Литтл-Боурне, а потом помчался по правой стороне дороги. Скорость была порядочная, можете поверить, мне даже пришлось резко свернуть, чтобы он не врезался в меня. Он ехал слишком уж быстро. Думаю, что он выехал с какой-то частной дороги, потому что я не заметила никакого дорожного знака. Это было где-то около часа ночи в воскресенье. Я точно знаю, потому что посмотрела в этот момент на часы, и еще я заметила, что у него горел только один задний габаритный огонь – левый. Он ехал слишком опасно, поэтому его нельзя было не заметить. – Нелл бросила трубку и набрала в легкие побольше воздуха, потому что последнее предложение она произнесла почти на одном дыхании и практически без остановки. Она прислонилась к стене, чувствуя, как бешено колотится сердце. Когда она подняла руку, чтобы вытереть со лба выступивший пот, то у нее было такое самочувствие, будто ее вот-вот разобьет паралич. Нелл медленно сползла по стене вниз и опустила голову между колен. «Если они записывали разговор на пленку, то у них останется только мой измененный голос, – думала она. – Никто никогда не знал, что я родом с севера Англии. Те, с кем я общаюсь сейчас, никогда не слышали, как я говорю на своем диалекте. И прошло слишком мало времени, чтобы успеть определить мой номер. Если полиции действительно захочется его узнать, то придется немало поработать». Она была одновременно удивлена и обрадована тем, что слова так легко произносились в этой ситуации, но в конце концов поняла, что все произошло так гладко потому, что подсознательно она произносила их еще задолго до звонка. Она твердила их с того самого момента, как впервые услышала сообщение по телевизору.

«Ну вот я и сделала это, – подумала Нелл и вздохнула. – Здесь обязательно надо было помочь. Все, что я им сообщила, максимально приблизит их к дому. Большего я сделать не могла, потому что вынуждена думать о своей безопасности. Мне надо позаботиться и о своей собственной жизни».

На следующий день на работе она была настолько рассеянна, что ее шеф забеспокоился и спросил, хорошо ли она себя чувствует. Он еще никогда не видел ее такой самоуглубленной и задумчивой. Каждый раз, заходя к ней в комнату за какой-либо папкой или документом, он заставал ее в одной и той же позе: неподвижно сидящей на стуле и вперившей в стену взгляд ничего не видящих глаз. Сначала она дала ему не то дело, потом – не ту карточку, затем неправильно подписала папку – фамилию одной пациентки, а имя – другой. В душе он сразу же забил тревогу и, наверное, впервые за все это время подумал, что под непроницаемым фасадом исключительно исполнительной мисс Джордан могут скрываться иногда кое-какие проблемы. Поэтому, когда одна из его самых старых и хорошо знакомых пациенток – наглая, заносчивая, любящая посплетничать и позлословить – обратилась к ней в привычной небрежной манере: «Мисс... э-э... как вас там...», доктор холодно напомнил ей:

– Ее зовут мисс Элеонор Джордан. Мисс Элеонор Джордан. – На этот раз в его голосе не было заискивающих и льстивых ноток, раньше всегда звучавших в общении с подобными пациентками. – Меня беспокоит ваше состояние, Элеонор, – обратился он к ней, на самом деле говоря ей только половину того, что думал, потому что гораздо больше он был обеспокоен своими проблемами. А они у него могли бы возникнуть, если бы это бесценное сокровище покинуло его и агентство по трудоустройству прислало какого-нибудь неопытного шалопая. – У вас проблемы?.. – Он увидел, что, перед тем как ответить, ее глаза приобрели более осмысленное выражение.